Биография - Дисней и Винсент

В 1979 Бертон устроился на студию Диснея дизайнером персонажей, затем став аниматором. Первая его крупная работа – раскраска целлов в мультипликационном фильме “Властелин колец” Ральфа Бакши в 1978. Позднее Бертон участвовал в создании мультфильмов “Лис и охотничий пес” 1981 года, “Черный котел” 1985, и первого фильма, где применялась компьютерная графика “Трон” (1982 года).

Примерно в то же время Бертон снял последний свой независимый фильм под названием “Луау – вечеринка по-гавайски”. Он долгое время не упоминался вообще нигде – лишь в одном из своих интервью Бертон говорил о фильме про мексиканского монстра, инопланетян и серферов.

Позднее Бертон сравнит свою работу там с армейской службой (что интересно, режиссер никогда не был в вооруженных силах).

Некоторые работы Бертона так и остались незавершенными. К примеру, фильм о приключениях детей на Хэллоуин под названием “Trick or Treat” заморозили еще на уровне проработки персонажей.

Кроме того, Бертон режиссировал специально для японской части Disney Channel экранизацию известной сказки “Гензель и Гретель” в 1982.

Позднее Бертон на Диснее снимет первый свой шестиминутный фильм, называющийся “Винсент”. Следующая его работа, называвшаяся “Франкенвини”, селанная в 1984 году, сначала вообще не попала на экраны – ее посчитали неподходящей для имджа, и вышла лишь в 92. В это время на студии режиссер познакомился с Джули Хиксон – своей первой подругой. Именно под ее влиянием он снял большую часть самостоятельных фильмов того времени. Она же участвовала в создании сценария к первому “Бэтмену”.

Ну, а теперь поговорим об этом подробнее: Я и Дисней сочетались очень плохо. Около года я находился в весьма угнетенном состоянии, один из худших периодов жизни. Работал я на прекрасного Гленна Кина. Он хороший человек, который был ко мне добр и мил.

Он отличный специалист в области анимации. Он мучил меня и одновременно помогал, так как я должен был рисовать все эти сцены, на которых милые лисички, а их изображение в стиле Диснея у меня никак не получалось. Даже приблизительно сымитировать его я не мог. Лисы у меня выглядели, словно под машиной побывали. Мне, правда, приходилось делать большое количество кадров с небольшого расстояния, но все же в этом было мало хорошего – напоминало китайскую пытку водой. Может быть, проблема была в том фильме. Только вообразите – рисовать целых три года умненькую лисичку, говорившую голосом Сэнди Дункан. Это вряд ли кому-то сильно понравится. Терпения у меня решительно не хватало, работать так я не мог – может быть, так даже к лучшему.

Странно, что на диснеевской киностудии хотят, чтобы ты оставался художником, и одновременно был подобным зомби работягой работающим на конвейере, и не имеющим никакой индивидуальности. Не представляю, кем именно нужно быть, чтобы совмещать подобные вещи. Эмоционально я был очень возбужден, поэтому качественно работать не мог совсем. Даже спал с карандашом в руках. Я спал дома часов 8, а затем приходил на рабочее место, и спал, не сгибая спины, уже там, с карандашом в руках, на случай, если кто-нибудь зайдет.

Человеком я был довольно странным: теперь мне ясно, что у меня были проблемы. Воспринимали меня как чудака – я нередко подолгу сидел в чулане, усаживался под стол или на стол. Случилось такое, что вырвал свой зуб мудрости, забрызгав при этом весь коридор кровью.

Это все теперь позади, в чуланах я больше не прячусь. Хоть меня и держали на дистанции, все же давали жить. Может быть, я достаточно работал, чтобы меня не уволили. Делать все нужно было быстро, рисовать же я практически не умел, и было не так важно, сколько времени на это уходило.

Может быть, это и к лучшему – я был тогда слишком странен – порой даже не особенно понимал кто я, вот как оно было.

Тем не менее, люди видели другие нарисованные мной вещи, и давали новую работу. В компании тогда были довольно странные времена. Занимались там съемкой фильмов, вроде “Херби едет в Монте-Карло”, но как там дела никто точно не знал. Такой герметичный, наглухо запечатанный мир. И мне приходилось перемещаться по этой странной системе. Я пробовал себя в разных отраслях, немного занимался концепт-дизайном как для мультипликации, так и для кино.

В то время, как диснеевская студия только появилась на свет там был один человек, который получал деньги за то, что изобретал разные штуки, а затем рисовал их. Мультипликаторам очень нравились плоды его фантазии, поэтому он рисовал все, что приходило в голову. Чем-то вроде того был и я – кто-то типа концепт-дизайнера, и это было весело.

Потом стало забавно – занимался я, чем в голову взбредет – мусолил мэджик-маркер целыми днями.

Потом я был приглашен в роли концепт-дизайнера в “Черном котле”. Занятие это пришлось мне по душе. Нужно было лишь сидеть у себя в комнате и рисовать все, что приходило на ум – предметы, мебель, ведьм. Позже пришел Андреас Дежа - хороший мультипликатор, который работал в более старой манере, создавал характеры. У меня совсем другой стиль. Возможно, нас хотели объединить, чтобы вместе мы создали что-то совершенно выдающееся. Тогда мне сказали, что Андреас подходит им больше. Мы сидели в разных углах одной комнаты, и очень любопытно смотрелись, будто более мирный вариант “странной парочки”.

В конечном итоге он делал ту работу, которую он умел, а я – свой вариант. Мне, правда, не довелось увидеть фильма, но они так и не использовали моих задумок. Это было довольно неприятно. Учитывая то, что большую часть идей, которые у меня были, я израсходовал на долгие годы вперед, и ни одна, даже самая завалящая из них, не нашла себе никакого применения – это было смешно и унизительно. У меня было такое ощущение, будто я принцесса, попавшая в западню. Хотя жизнь у меня была, с другой стороны, вполне себе неплохая. Рисовать я мог абсолютно все, что захочу, но ощущение того, будто я существую в какой-то абсолютно герметичной среде, где я никогда не увижу дневного света, не вдохну свежего воздуха, и не услышу новых звуков, тяготило.

Впрочем, случались и вещи, которые в каком-то роде оправдывали такое времяпрепровождение. Например, короткометражный фильм “Винсент”, последовавший за ним “Франкенвини” – вещи абсолютно беспрецедентные, запомнившиеся мне и зрителю. В определенном смысле я был счастлив, понимая, что выхожу на уровень более высокого класса, и события складываются не худшим для меня образом.

Прошло уже больше десяти лет с того момента, как мне довелось поработать концепт-дизайнером для Барри Левинсона, который снимал фильм “Игрушки”. Работал я недолго, полагаю, что Левинсон даже не подозревал о моем присутствии, на проект попал благодаря одному товарищу с диснеевской киностудии. Тогда еще оставались те люди, которые знали былой Дисней, были те, кто заявлял: “Давайте создадим еще одну “Фантазию”, выходцы старой школы, которые привыкли работать без сценария. Тогда просто некоторые из этих людей любивших повалять дурака, заявлял, из желания пошутить: “Давайте приведем Луи Приму, а затем сделаем небольшую сценку”. Таких парней тогда еще было предостаточно. Благодаря им, работать было не так скучно. Отличное время было.

Прекрасно помню съемки “Трона”. О себе могу сказать лишь то, что в те времена я выполнял роль скромной шестеренки съемочного процесса. Мальчики, которые рассказывали про чудеса компьютерной техники, научились делать что-то определенное только к текущему моменту, да и то – далеко не все из них. Рассказывали они много, а сами напоминали юнцов, только-только достигших половой зрелости, которые еще не изжили детских своих привычек, оставались неуклюжими. В тот момент, когда я впервые попал на киностудию, большинство из них постоянно твердило имя Уолта, они продолжали говорить постоянно одно и то же: “Уолт бы обязательно сделал вот это”. Мне же хотелось подойти и спросить – “А откуда ты-то можешь знать, как бы он сделал?”.

Позже мне показалось, что они начали понимать – необходимо постепенно переходить к двадцать первому век, правда, они совершенно не представляли каким образом это можно сделать. Фильмы, которые снимались в то время, были в высшей степени несуразными. У меня даже стало складываться такое впечатление, что управляют компанией теперь люди, принадлежащие к третьему-четвертому ряду – бразды правления достались им после того, как настоящие таланты отправились в отставку, уволились или умерли.

Во время своей работы на должности концепт-дизайнера, Бертон отыскал двух союзников – находившуюся в руководстве киностудии Дисней Джулии Хиксон, а также человека по имени Том Уилхайт, который разглядел в творчестве Бертона проблески настоящего таланта, к которому надо подходить с умом, нужно взращивать, хоть он и не принадлежит к направлениям Диснея. Наконец, в 1982 году Уилхайт выдает Бертону 60 тысяч долларов, для того, чтобы тот снял своего “Винсента” – короткометражный кукольный мультфильм, который основывался на стихотворении Бертона, написанном в стиле известного автора книг для детей Доктора Сьюза.

Проработал я в этом месте порядка полутора лет, может быть, около двух – я всегда имел со временем не самые простые отношения. Хотя на данном этапе творчества у меня уже имелась в портфолио работа над “Черным котлом”, над любопытной вещью, именовавшейся “Кошелек или жизнь”, а у нее даже сценария как такового, насколько я помню, не было. Имелась лишь какая-то размытая концепция – дети, хеллоуин, дом с привидениями. В это же время я написал свой рассказ, называвшийся “Винсент” – после этого мне все совершенно надоело. Надоело до такой степени, что я практически был готов уволиться. Заниматься всем этим делом я уже не мог, да и абсолютно не хотел.

После этого я нашел людей, которые смогли мне оказать изрядную поддержку: мне выдали определенную сумму денег, благодаря которой я смог снять своего “Винсента”, выдав эту короткометражку за пробную покадровую киносъемку. Это было очень мило с их стороны – я получил вполне ощутимый стимул, который помог мне в работе, по крайней мере, на первых порах.

Изначально “Винсент” был написан в духе детской книжки, и в дальнейшем я собирался продвигаться как раз в этом направлении, но потом возникла возможность заняться съемкой кукольного мультфильма, и я с радостью ухватился за этот вариант. У меня всегда было желание попробовать свои силы именно в этом виде анимации, я тянулся к объемным фигурам, которые во все этой истории выглядели гораздо более естественно. Все это было очень важно для меня, больше всего я хотел, чтобы все выглядело именно так.

После того, как Бертон целых два месяца упорно и усердно работал в компании со своими знакомыми – Риком Хайнрихсом, старым коллегой с киностудии Диснея, Стивеном Чиодо – превосходным мультипликатором, который специализировался на технике покадровой анимации, а также оператором Виктором Абдаловым, им был представлен публике абсолютно черно-белый, длиной всего лишь в пять минут, фильм, выдержанный в стилистике немецкого киноэкспрессионизма времен 1920х.

В этом мультипликационном фильме рассказывается о семилетнем мальчике Винсенте малое, ребенке, который страдает из-за некоторых психических отклонений – он воображает себя Винсентом Прайсом. Переносясь из реальности в фантастический иллюзорный мир, подальше от своего банального существования, Винсент воображал, что он действующее лицо самых разных сцен, навеянных фильмами с участием его кумира. В свою очередь, все эти фильмы были сняты по произведениям великого писателя Эдгара Аллана По, и которые оказали существенное влияние на самого Бертона во времена его детства. Например, Винсент по ходу фильма ставит эксперименты на собственной собаке – впоследствии эти мысли найдут отражение в другой работе Тима Бертона – его “Франкенвини”, а затем вполне благодушно приветствует в своем доме собственную тетю, в мыслях же погружая ее в расплавленный воск. В финале картины Винсент в полумраке лежит на земле, рассказывая стихотворение По, которое называется “Ворон”.

Фильмы про разных чудовищ, Винсент Прайс, Эдгар Аллан По – они все обращались ко мне, нескончаемой вереницей стучались в мой мозг. Если ты видишь, как кто-то испытывает боль и муки, то в какой-то степени отождествляешь себя с тем, что происходит, это оказывает определенное терапевтическое воздействие – испытываешь что-то вроде облегчения, с увиденным образуется какая-то интересная связь.

Вот во что на самом деле вылился для меня весь этот процесс с Винсентом. Вы видите мир глазами мальчика, который себя воображает Винсентом Прайсом.

Подобные фантазии идут как бы вразброс, то согласуясь с реальностью, то абсолютно выпадая из нее. Заканчивается фильм цитатой из “Ворона’. Диснеевцы полагали, что Винсент умер, но на самом деле он просто остается лежать на земле. Ведь никто не может сказать, умер ли он на самом деле, или просто перенесся на время в созданный им прекрасный мир грез? Многие требовали от меня концовку более оптимистичного характера, но сам я мрачной эту не считал никогда. Возможно, это забавно, но я полагаю, что конец окажется значительно более жизнеутверждающим, если зрителю будет предоставлена возможность домыслить его самостоятельно. Искусственный, натянутый хэппи-энд – на мой взгляд, это форма определенного психоза. Мне усиленно пытались навязать что-то, внезапное появление отца главного героя, который бы предложил сходить сыграть в бейсбол или футбол. Это был первый раз, когда я столкнулся с так называемым синдромом хэппи-энда.

Напрямую кадры “Винсента” не связывались мной с какими-либо другими картинами. Там, например, абсолютно отсутствуют кадры, которые присутствовали в картинах по произведениям По. Здесь речь идет главным образом о том, что мое становление происходило под сильным воздействием этих кинофильмов. Однако, прямой связи между моим фильмом и теми картинами нет, невозможно проследить какую-то определенную связь, базирующуюся на отдельных кадрах. Да, присутствует цитата из “Дома восковых фигур”, там заживо хоронят, имеются жестокие эксперименты – тем не менее, основной задачей для меня было оценить покадровую мультипликацию.

Все, кто видел “Винсента” отмечают поразительное сходство главного героя и создателя – юноша с бледным лицом и темными растрепанными волосами.

Я никогда не скажу напрямую “Сейчас буду рисовать человечка, который похож на меня” – однако, в моем творчестве находят отражение все чувства и эмоции, которые я испытываю. Я просто обязан присутствовать в своих фильмах хотя бы в какой-то степени, пусть даже на эмоциональном уровне, даже если это будет картина вроде “Бэтмена”, которую воспринимают как коммерческую. Вкладываешь в процесс настолько много, что просто приходится в какой-то мере себя с происходящим отождествлять. Нет никаких сомнений, “Винсент” достаточно близок к моим ощущениям. Многие люди скажут, что это я. Но что я могу ответить?

Даже думать об этом не хочу. Я размышляю о подобных вещах, скорее, как о какой-то идее, стремясь в то же время не погрязнуть в излишних раздумьях. Мне было бы проще, если бы такие явления воспринимались несколько проще – если же начать об этом думать слишком много, ни к чему хорошему такой ход событий не приведет. Мой фильм – просто то, что он есть, не больше и не меньше. В Голливуде с подобными вещами постоянно возникают проблемы – люди воспринимают все буквально. Я люблю, когда что-либо остается открытым для интерпретации, а они этого не могут принять.

Декорации моего фильма, работа операторов вызывают ассоциации с “Кабинетом доктора Калигари” за авторством Роберта Вине. Разумеется, я видел некоторые кадры этого фильма, их можно увидеть в любой книге, описывающей монстров. Сам же фильм я посмотрел только совсем недавно. Полагаю, что “Винсент” в определенной степени вдохновлен доктором Сьюзом. Так получилось, что он черно-белый, и как раз что-то, позаимствованное у Винсента Прайса, какой-то готический элемент помогает ему вписаться в этом качестве. Доктором Сьюзом я восхищаюсь с самого детства. Его произведения мне очень нравятся. Я считаю его книги совершенством – необходимое количество слов, превосходные истории, подходящий ритм. Его талант удивителен, и, можно сказать, непревзойденен. Полагаю, он спас не одного мальчишку, который без его участия остался бы никем.

Собственно, закадровый голос для Винсента записал как раз кумир Бертона Винсент Прайс. Именно это и стало точкой отсчета в дружбе актера и режиссера, которая продлилась до того, как Прайс умер в 1993.

Винсенту Прайсу была послана раскадровка фильма и просьба, чтобы он послужил рассказчиком. Он согласился, и справился с этим просто превосходно. Это было весьма интересно. Ведь никто не может знать, как же все сложится далее. Например, живешь с каким-то человеком, испытываешь определенную симпатию, а затем встречаешься с ним – а он отвечает: “Убирайся, парень. Отстань.” Но Винсент – личность неординарная. Было весьма интересно послушать, что именно он думает об искусстве. Он всегда готов помочь. Меня все время преследовало ощущение, что он знает, о чем наш фильм, даже лучше меня самого. И это не назвать простой данью уважения, вроде : “Мистер Прайс! Здорово! Вы мой кумир!” Понимание им психологии фильма было просто прекрасным. Это меня ободрило, даже удивило. Я почувствовал, что он видит меня тем человеком, какой я есть, и приемлет таким.

Эта перспектива даже пугает – повстречать человека, который повлиял на тебя настолько сильно, так тебе помог, в частности, когда следы этого воздействия четко заметны в посланной кумиру плохонькой детской книге. Но его великодушие поражало! Подобное отношение очень важно, так как поддерживает в эмоциональном плане. В жизни так много разных сомнительных личностей. Хоть и встречаются люди милые, но он просто прекрасный человек. Именно таким образом, некоторые актеры, которых можно увидеть на экране, находят отклик в сердце – исходит от них что-то вроде света, по сути, можно увидеть что-то большее, чем просто изображаемый ими персонаж.

Показывали “Винсента” целых две недели в лос-анджелесском кинотеатре, наряду с подростковой драмой под названием “Текс”, где главную роль исполнял Мэтт Диллон. Однако, до того как киностудия Диснея отправила его в архивы, он собрал положительные отзывы критиков в Сиэтле, Чикаго и Лондоне. Кроме того, он выиграл приз во французском городе Аннеси.

Диснеевцы одобрили “Винсента”, но что дальше с ним делать, они не знали. Рассуждали приблизительно следующим образом “Фильм за 30 миллионов гораздо дороже для нас, чем эта крошечная мультипликация”. Я же был весьма счастлив. Ведь когда съемки фильма завершаются, испытываешь что-то вроде катарсиса. Это было прекрасно. Люди, которые видели “Винсента”, также отзывались благожелательно. Казалось лишь немного странным, что диснеевцы, встретив фильм благожелательно, в какой-то мере стыдились его. Настоящего рынка для пятиминутных мультфильмов попросту нет, компания же не в самом лучшем состоянии. “Винсент” же находился по шкале их приоритетов не столь высоко. Я даже не знал, нахожусь ли еще в штате.